Продолжаем рассказывать о приключениях канадца Гвейна в России. В этой части он рассуждает об аллюзиях русского языка, сантехниках-жаворонках, о том, как встретил любовь на продуктовом рынке и любимой фразе, произнесенной в метро в час пик.
Аллюзии — это гуд, но ай-яй-яй!
Самое сложное в изучении другого языка, такого как русский, например, — аллюзии. Не скажу, что нравятся падежи, и окончания, и уменьшительно-ласкательные, и невозможное произношение, — нет, это тоже тяжелые случаи. Но труднее все-таки именно с аллюзиями. Потому что получается, ты не только сухое книжное знание хлебаешь, а динамичное, живое явление жизни.
Конечно, изучающим русский предстоит испытать немало трудностей. С первого дня ударяют по кумполу падежи. Получается, не только одно слово надо выучить, а одно слово со всеми его возможностями. Приведу примерчик.
Ну, скажем, слово «хорошо». «Хорошо» — это «гуд». То есть «хорошо». Но «хороший» есть опять-таки «гуд», или «хорошая» — «гуд», или «хорошее» — «гуд». Сразу же в первый день университета четыре слова и одно значение. И это не говоря еще о «хороших», или там «хорошим», или еще, небось, «хорошими»! Унывает дух в первый же день, и не понимается сразу, как быть, и думается, что была совершена ошибка и что надо было все-таки на арабский язык записаться. Это мне в голову и пришло.
Одному моему товарищу пришло в голову, что легче будет с китайцами, и он перешел на факультет азиатских языков. Потом он мне сказал что не было легче, но было уже поздно. Он доучился до конца, и теперь работает в Пекине на правительство. А вот я с русским остался, но на правительство не довелось пока. Но это все как бы между прочим, а что касается вариантов слов, то, как говорится, ай-яй-яй.
Помню, еще на первой неделе принялись сразу же здороваться и в капиталистическом духе определять, что принадлежит кому (родительный падеж). Меня зовут так-то, его зовут Иван и т. д. Потом: у меня есть папа, мама, мало денег, долги студенческие, а у Ивана есть дом, машина, красивейшая жена и т. п. И это было откровенный стук по голове. В один момент Иван, а в другой — Ивана. Пояснили еще, что русский язык очень простой в смысле полов: мужики заканчиваются согласными звуками, девушки — в основном буквой «а», а все остальное пока не важно. Дотянули до конца недели и начали понемногу понимать, что Иван и Ивана — это одно лицо, и это лицо не поменяло пол.
Приключения канадца в России
Ну, короче, как я уже сказал, это не самое сложное. Самое сложное, по-моему, — это аллюзии. Потому что, если скажешь, что Иван хорошая, над тобой посмеются, хотя вроде и поймут. А если скажут тебе, что Иван — нордический тип, то все хорошо, конечно, но навряд ли во всей полноте будешь знать про Штирлица, его интеллигентное лицо и крестьянские руки. Вот это, мне кажется, более существенно. То есть не руки и лицо, а общая масса знания и понимания. Потому что когда понимаешь друг друга, что-то происходит внутри. Глаза сверкают, чувствуешь, будто вы сообщники, и сознаешь, что тот, хоть и вправду иностранец и не наш, но все-таки причастен к бытию и на что-то, может, пригоден. И это, мне кажется, очень важно.
Но есть и другой важный момент.
Разразился у меня такой случай. Шел поздно вечером домой после работы через парк. Не нравилось мне это дело, поскольку один раз ограбили там. Сказали: «Дай покурить». Я ответил: «Не курю». Сказали еще раз. Я готовился ответить еще раз, и — смазали. Смазали еще, забавы ради, забрали мобильник и удрали. Но что поделаешь — путь один. Можно было, конечно, обойти парк, но это путь долгий, 25 минут. Лучше уж рискну. Рискнул в очередной вечер и слышу голос: «Дай покурить». Не стесняюсь, братцы, признаться: я не остался, чтобы узнать, действительно ли он нуждался в табаке, — сразу унес ноги.
Вот это понимание в целях безопасности тоже важно, даже очень.
Но есть как бы и третий момент.
Выучил, значит, язык в какой-то мере, и радостно стало на душе. Книги покупаешь пачками и с людьми иногда разговариваешь, если не хамят. Даже там «Спорт-экспресс» покупаешь. И в один день нечаянно наталкиваешься на фактик, очень страшный, а именно: в русском языке столько английских слов… И очень обидно становится, прямо не передать.
Я не знаю, кому еще обидно, похоже, людям весело все эти новые слова перебирать, но мне-то обидно. И самое интересное в этом неприятном мне явлении то, что и здесь есть свои оттенки, все равно надо тебе их выучить, если ты не намерен бросить язык. И делается мне тесно. Не нравится. Вот есть «киллер»! Ничего себе словечко старинное. Но не просто убийца, а с оттенком — «наемный». А не знай этого, не сможешь новости смотреть с полным пониманием. Вот чем «наемный убийца» не нравится, не знаю, честно говоря. Оттенок, наверное. Еще и начнут говорить «наемный киллер».
Или же слышал я на днях, как говорит одна интеллигентная особа, что мужик ее интенционно продинамил. Я чуть со стула не упал. То есть упал. И еле сдержал слезы. Больно было. И не в связи с падением, ну, не с падением со стула по крайней мере. Но не буду об этом. Скажу только, что изучение языка — крутая штука. Всем рекомендую, только осторожно с аллюзиями — по-моему, они являются ключом к пониманию.
Жаворонки
Вчера я ночевал в гостинице. Потому что уже неделю не высыпаюсь. Из-за сантехников. Главная проблема в том, что эти сантехники, кажется, жаворонки. То есть приходят ко мне рано утром, несмотря ни на что — ни на погоду, ни на похмелье.
Россия: взгляд иностранца
Вот в понедельник пришли, гады, в восемь утра. И так звонили в дверь, грубо и без передышки, что я подумал: «Придется, черт побери, открывать, поскольку это либо бабушка, либо сантехник, только они так звонят». И не ошибся. Их было двое. Один большой и один маленький. Маленький приветливо что-то пробормотал себе под нос, а большой на кухню прет. И вслед за ним маленький приветливо прет.
На кухне все мигом обернулось несчастьем. За холодильник взялись, перевернули цветочек, который на нем стоял, разбрасывая на пол грязь сверх той грязи, которую принесли с улицы на своих сапогах. Потом они как-то умудрились разбить два стеклянных бокала, которые стояли в шкафу над раковиной далеко-далеко от холодильника, и, наконец, решительно сломали кран на трубе, что, кажется, и являлось главной целью их визита. Тогда они так же решительно посмотрели на меня, стоявшего в одних трусах и в недоумении.
— Мы, — говорит маленький, — придем. Все исправим.
— Когда, — говорю, — это будет?
— Да будет, — заговорил большой, выругавшись.
— Да будет, — согласился я. И они ушли без церемоний и за собой дверь не закрыли.
Позже в тот день мне все стало казаться странным, и я позвонил хозяину. Он толковый, бывший военный. Он скажет, как быть. А когда я ему все рассказал, он взорвался.
— Ну что вы, — говорит. — Зачем вы их впустили в квартиру? Больше не пускайте, а то они все сломают и ничего в жизни не останется.
— Да, — говорю, — я и не знал, что имею право им отказать, они же все-таки профессионалы, не так ли, и знают свое дело? Да и, в конце концов, когда я их увидел в тельняшечках и синих рабочих костюмах, мне их стало жалко и я впустил.
— Больше — говорит, — не пускайте. Или позвоните мне, я умею с такими типами разговаривать. На ихнем языке.
Что же, я ему верил. Внушительный он такой. Ростом два с половинкой метра. Не то что я со своими «полуторами».
— Да, не пускайте, о’кей?
— О’кей, — говорю.
На следующий день я их не пустил. Но и не спал. 12 минут они звонили. Я лежал в постели и слушал, и мне снова стало жалко, ведь они всего лишь хотят делать свою работу и зарабатывать на хлебушек. Куда же им без хлебушка? Вот я чуть не вскочил и не побежал им открывать. Но сдержался.
Днем мне хозяин позвонил и сказал, что побеседовал с управдомом и тот ему сообщил, что никто в подъезде их не вызывал. Управдом тоже передал мне сообщение: не пускать. Хорошо, не пущу. Но любопытно: кто они такие?
В ту ночь из-за ожидания я нервничал и плохо спал, просыпаясь каждые полчаса. Под утро я встал, принял душ и ушел. Как раз вовремя. Потому что, как только я вышел во двор с башкой опушенной, налетел прямо на большого. Сердечко мое чуть не скончалось. Но зря я переживал. Они меня не узнали, наверное, потому, что никогда не видели меня одетым. Большой матерился: мол, «я потомственный сапожник» — и они пошли. К моей квартире. Жалко их. Как же насчет хлебушка?
Ну, я ушел.
До начала рабочего дня еще долго, так что я катался несколько часов на метро. Думал о жизни и о сантехниках. Я вспоминал сантехников в Волгограде. В основном они были такие же непредсказуемые. Но один раз попался хороший. Очень культурный. Снял свои сапоги и хорошо пахнул. Свежо. И говорил очень вежливо.
— Позвольте, — говорил, — осмотреть вашу сантехнику. И все починил. Даже телевизор.
Вот вечером я пришел домой и на лестнице столкнулся с управдомом.
— Знаете, — говорит, — насчет этих сантехников, ну, это самое — они просто перепутали здания. Можете про них забыть. Они уже, наверное, больше не придут.
— Хорошо, — говорю.
Пусть и «наверное» — это все равно хорошо.
Топорная работа
Мне не нравится та сеть супермаркетов, которая контролирует распространение пищевых продуктов в моем районе. И причин тому несколько: особы, сидящие за кассами, не отзывчивые, охранники, охраняющие двери, тоже. И покупатели чувствуют это и ведут себя соответствующим образом: толкаются, почти как в метро — плюс к этому корзинок никогда нет, да и будто этого мало, капуста там всегда гнилая.
Что думают иностранцы о русском языке
Вот поэтому я предпочитаю ходить на рынок. Поэтому и еще из-за мяса, или точнее — из-за мясника. То есть мясницы. Я ее люблю. Первый раз я боялся. Потому что все мне говорили: «Лучше ходи в супермаркет, на рынке небезопасно. Да и обманывают, — говорили, — ой как». Так что боялся. Но как зашел, вижу — все очень весело. Все стоят, и вместо того, чтобы избегать встречи с клиентами, напротив, похоже, жаждут ее. И когда идешь мимо какой-нибудь лавки, хозяин то и дело говорит: «Не проходите мимо!» Или: «Таких помидорчиков больше нигде не повстречаете». Или: «Лучшая капуста, сочная, только для вас!»
Короче, мне понравилось. Понравилось так, что я начал ходить туда каждый день. Иногда даже по два раза в день ‑ все товары испробовать. И вот таким образом я натолкнулся на мясницу. Бродил я по рынку и вдруг увидел ее. Она крошила ребрышки. Большим топором. Я не мог глаза отвести. Все стоял и смотрел, как будто впервые понимал суть жизни. И эта суть — в ребрышках. Сначала я стеснялся к ней подойти. Очень у нее большой топор. Да и очень она такая красивая. С длинными темненькими ресницами. Настоящая восточная красавица. Я никак не мог понять, как такая девушка попала на такую работу. Но все-таки решил узнать, и подошел к ней. Она на меня смотрела, улыбалась и хлопала ресницами:
— Что вам?
— Да мало ли чего? — сказал я и подумал: «Сразу спросить, как она сюда попала, или лучше сначала познакомиться?»
— Ну, — говорю, — ребрышки, пожалуйста.
Она отвернулась, и я думал: «Нет, пожалуйста, не уходите». Но она всего лишь открыла дверь морозильника и достала оттуда огромный кусок мяса, а потом повернулась ко мне:
— Пойдет?
И ее глаза блестели, как острые топоры. Очень она такая красивая.
— Да что вы, — говорю, — я такой маленький. Как я его донесу домой?
Она улыбнулась и со смаком ответила:
— Я могу его порубить.
— Да, — говорю, — я видел. Это у вас очень красиво получается.
— Ох, ну вы, — смущалась она. — Так рубить?
— Да, — говорю, — да.
Язык у меня сломался. Из-за любви. Вот кидает она кусок на чурбан и левой рукой тянется за топором. Тянется за топором, и в то же время подходит какой-то тип и просит ее разменять деньги. Смотрю, а она правой рукой тянется за деньгами. И начинает считать, одновременно рубя мясо огромным топором. Я, понятное дело, начал сильно переживать за свою любовь. Она на мясо даже не взглядывает, но продолжает рубить. Не мог я смотреть и от ужаса закрыл глаза. Мы только что встретились, и все уже кончено. Всего пять секунд, и я слышу ее голос: «Сто ровно». Открываю глаза — она цела, того типа больше нет, и она протягивает мне пакет с нарубленными ребрышками. Вот талант! Одновременно рубит и считает.
— Спасибо, — говорю. — Я вас люблю.
Уходил я тогда, так и не спросив о том, как она решила пойти именно в мясники. «Но ничего, — думал, — завтра спрошу».
На следующий день зашел на рынок и устремился к мясной лавке. Как подошел, вижу: ее нет. Вместо нее работает какая-то более ожидаемая физиономия. Тогда сердце у меня начало переживать. Спрашиваю у нового мясника, мол, где моя любовь? А он в ответ:
— Тебе это зачем?
Разволновался я, но пытался говорить как можно спокойнее:
— Да так, поблагодарить за вкусные ребрышки.
Его это объяснение устраивало, и он кивает головой, улыбается и говорит:
— Еще хотите?
— Не-а, — говорю, — спасибо. У меня еще осталось, — и сматываюсь.
На следующий день ее тоже нет. Короче, простыл и след. Я ее больше не видел. Не знаю, может, она получила новую работу в каком-то модельном агентстве. Или переехала на другой рынок, где платят побольше. В любом случае хожу на рынок. И покупаю там ребрышки. Новый мясник тоже неплохо умеет их рубить.
Вагон и маленькая тележка
Людей в метро всегда как бы не мало, и это не новость. Но на этот раз, когда я вошел на станцию метро, почувствовал: все-таки что-то не так. Очень много народу. И все такие, знаете, оживленные. И спуститься на платформу нереально. То есть спуститься можно, но смысла-то нет. Все равно в вагон не попадешь. Я заколебался, только на секунду, но этого хватило, чтобы какая-то дама с тележкой проехала по мне — ведь нельзя колебаться в метро, если хочешь куда-нибудь в жизни попасть.
Оказавшись в толпе, я подумал: раз я здесь… И начал по платформе прогуливаться: типа, как тут людям живется, чем занимаются и все такое. Не прошло и десяти минут (что на самом деле целая вечность в мире метро), как послышался шум состава в туннеле и люди начали ликовать.
Я как-то умудрился найти местечко очень близко к краю, и у меня были все шансы все-таки попасть в вагон. Вот только, увы, по мере приближения поезда становилось ясно, что он был битком набит. И тогда мне начало казаться, что все это дело с хорошим настроением — только пустая ложь. Но зря. Не прошло и 30 секунд, как мое настроение взлетело, словно ракета: я первый раз услышал любимое свое выражение в настоящем разговоре. Дело в том, что один мужик не падал духом.
Как иностранцы шутят про Россию и русских
Когда двери открылись и некоторые люди, так сказать, не чувствовавшие твердую почву под своими ногами, выпали из вагона на платформу, этот мужик решил занять их место в строю. И другой мужик, стоявший в вагоне, понял это. Он понял, что сейчас мужик, стоящий на платформе, запихнется в переполненный вагон, и ему это как идея не понравилось. И он говорит мужику: «Рискни!»
И мужик, стоявший на платформе, рискнул.
И тот, стоявший в вагоне, ему по морде смазал. Тогда он обратно выпал к нам. Двери закрылись, и поезд давай дальше. Мужик лежал скучный и смотрел вслед поезду с такой грустью в глазах, что мне стало его жалко. И я хотел подойти к нему, чтобы сказать, что это было достаточно круто, но в тот же момент какая-то бабушка проехала по нему тележкой.
Вскоре еще один поезд к нам приехал, и в нем я нашел, куда поставить одну ногу. Другую я держал так, в запасе, и даже (мне чертовски повезло) мог зацепиться за поручень парой пальцев, чтобы не упасть. Не скажу, что это была самая удобная езда в моей жизни, и какая-то дама поставила свою тележку на мою одинокую ногу, но все же доехали. Настроение осталось на весь день. До следующего утра.
Продолжение следует…
Источник: Моя Планета
