Трагедии 2 мая в Одессе исполнилось уже три года, но за это время ничего не поменялось — город продолжает жить в атмосфере страха, виновные в гибели людей и зачинщики кровавой расправы до сих пор не наказаны, а те, кто был вынужден уехать из Одессы в целях собственной безопасности, все еще не могут вернуться на свою родину.
Однако одесситы не утрачивают уверенности в том, что рано или поздно Одесса сможет возродиться, а все, кто так или иначе причастен к гибели людей 2 мая, получат по заслугам.
Экс-депутат одесского облсовета, координатор запрещенного на Украине объединения «Боротьба» Алексей Албу — один из тех, кто выжил в Доме профсоюзов 2 мая в Одессе.
В тот день он узнал о столкновениях в центре города из интернета и понял, что если эти события будут набирать обороты, то националисты могут атаковать находящийся в центре офис «Боротьбы» — известной украинской общественной организации левого толка, поддержавшей движение Антимайдана.
«В офисе в тот день работали наши сотрудницы. Я поехал туда забрать документы и увести людей, которые могли пострадать в случае нападения. После этого мы отправились на Куликово поле, где я непосредственно принимал участие в столкновениях и в обороне Дома профосюзов.
Мне повезло, я чудом выжил, выходил через внутрений двор, нас сильно избили, потом забрали в райотдел милиции, и уже отуда увезли на скорой помощи, потому что все были травмированы. Я еще несколько дней оставался в Одессе, мы, группа активистов „Боротьбы“, жили на разных конспиративных квартирах. 4 мая принимали участие в штурме Одесского управления внутренних дел, когда нам удалось освободить около 40 арестованных антифашистов», — рассказал Албу.
Накануне Дня Победы он вместе со своими товарищами по «Боротьбе» уехал в Крым, после того, как сочувствующие работники правоохранительных органов сообщили, что им дана команда арестовать активистов утром 9 мая на Аллее Славы, где традиционно собираются одесситы для того, чтобы почтить память погибших в Великой Отечественной войне.
«Около десяти вечера нам позвонили, и мы в чем были уехали из Одессы. Потом я читал в прессе, что меня объявили в розыск. 10 мая прошли обыски у двоих моих помощников (я был депутатом Облсовета, и у меня было несколько помощников-консультантов), но они к тому времени тоже находились в Крыму вместе со мной. Соседи рассказывали, что возле моего дома дежурили непонятные люди. И с тех пор уже три года я не могу вернуться в свой родной город», — говорит Алексей Албу.
Албу поделился своими воспоминаниями о том, что именно и в какой последовательности происходило 2 мая в Одессе, рассказал, как люди оказались в Доме профсоюзов. «На Куликово поле (там располагался палаточный лагерь одесского Антимайдана — EADaily), когда я приехал туда, было примерно 250 человек. В основном это были люди пожилого возраста и женщины.
Мужчин, которые могли бы дать отпор, было мало, царил полный беспорядок и дезорганизация, не было единого центра принятия решений, никто не понимал, что делать. И, как я считаю, именно этот факт сыграл свою роковую роль.
При этом никто не ожидал, что побоище будет настолько кровавым и настолько жестоким. Когда я находился на Куликовом поле, то уже понимал, что столкновений не избежать, и что мы можем быть избиты. Но мы не думали, что людей целенаправленно придут убивать, причем с использованием огнестрельного оружия», — говорит Албу.
Он вспоминает, что где-то за полчаса до нападения из центра города вернулась группа антифашистов. Они были сильно избиты и рассказывали, что к лагерю движется большое количество националистов. «Из-за отсутствия единого командования сработал какой-то стадный инстинкт.
Насколько я знаю (хотя я этого не видел лично) первыми в Дом профсоюзов зашли представители находящейся на Куликовом поле православной организации. Они хотели спасти там церковную утварь, иконы, кресты. И затем туда начали заходить уже и другие люди, чтобы укрыться. Когда нападающие появились на площади, я находился рядом с главным входом.
Основное количество людей уже было внутри. Снаружи нас оставалось около 20−30 человек. В нас полетел шквал камней, коктейлей Молотова, в ответ мы бросали им куски асфальта, которые заготовили заранее. Выезжая утром из дома, я не думал, что мне придется участвовать в столкновениях.
Был одет в белую рубашку и в белые брюки. Один из стоящих рядом людей посоветовал мне зайти в здание, потому что я был отличной мишенью. Когда я услышал первый выстрел с их стороны, то решил последовать совету», — говорит Албу.
Дальше его повествование напоминает пересказ какого-то страшного кровавого квеста на выживание. «В здании я увидел, что холл доверху заложен столами и стульями — там были устроены баррикады, люди внутри пытались заблокировать возможность проникновения неонацистов в задние.
Я узенькой дорожкой прошел дальше к центральной лестнице, поднялся на второй этаж. Здесь над главным входом располагается большой холл, в нем тоже было довольно много людей. Возле каждого окна стояло по четыре, по пять человек.
Они бросали из окон куски асфальта, вазоны с цветами, в общем, то, что попадалось под руку. Там было очень много людей, мне даже не было места, и я пошел дальше. Причем паники не было, скорее, имело место непонимание того, что делать, как правильно организовать оборону.
Мой товарищ Влад Войцеховский, который был со мной рядом, начал разматывать брандспойт, чтобы с помощью струи воды можно было отгонять нападающих, но оказалось, что там нет воды (стоит отметить, что воды в здании во время пожара не было, она была отключена, на это обращают внимание те, кто проводил независимое расследование трагедии — EADaily).
Я прошел по длинному коридору к окну, которое выходит на улицу Пирогова, и увидел, как нападающие окружили здание и уже обходят его. Люди были с огнестрельным оружием в руках, со второго этажа это можно было хорошо разглядеть.
Потом я вернулся на центральную лестницу и увидел, как во внутреннем дворе сторож здания открывает ворота нападающим. Ребята, которые были со мной рядом, начали кричать, чтобы он этого не делал. Но то ли от страха, то ли по иным мотивам он эти ворота все так открыл и нападающие вошли во внутренний двор.
Мы стали бросать по ним асфальт, осколки стекла. Потом я поднялся на третий этаж посмотреть что там происходит. Многие люди ходили и не понимали, что им делать. Кто-то пытался выломать двери, чтобы спрятаться», — говорит он.
Албу рассказал, что он хорошо видел, как от залетавших в окна коктейлей Молотова начинали гореть занавески. По его словам, распространяемый украинской пропагандой миф о том, что возгорание началось внутри, является ложью.
Возгорание здания началось от попадания коктейлей Молотова, а также из-за того, что один и за нападающих принес горящую покрышку прямо под дверь главного входа, после чего загорелась большая баррикада.
Албу подтверждает, что в Доме профсоюзов использовался отравляющий газ. «Да, я чувствовал там газ. Это абсолютная правда. Когда я ходил по коридорам, то видел, что кабинеты со стороны площади, где было большинство нападающих и где стояли наши палатки, оказались уже немного задымленными. Я не понимал, неужели это палатки горят так сильно?
Но оказалось, что они использовали дымовые шашки и самодельные связки фломастеров, которые выделяют вредные вещества и много дыма. А когда я прошел дальше к окну в сторону улице Пироговской, где был первый прорыв в здание, то почувствовал очень резкий газ. Он был абсолютно прозрачен, то есть не был похож на дым, и напоминал очень сильно концентрированный слезоточивый газ, который используют правоохранительные органы.
Я сделал всего вдох и у меня уже начало парализовывать дыхание. Мы оттуда убежали, добежали до центральной лестницы, и вскоре кто-то из наших крикнул, что неонацисты уже прорвались. Все машинально побежали на верхние этажи», — говорит Албу.
Добежав до третьего этажа, он понял, что в случае пожара выпрыгнуть из здания не удастся, потому что высота этажей очень большая. «Тогда я позвал людей, которые были рядом, бежать по третьему этажу в сторону правого крыла.
Мы добежали до конца правого крыла, до лестничной клетки, спустились вниз, думали, что нам удастся выйти, но увидели, что нападающие пытаются выломать эту дверь снаружи. Мы остались на втором этаже этого правого крыла. Но здание довольно запутанное, и мы оказались в тупике — хотели выломать дверь в кабинет, окна которого выходят в сторону ЖД-вокзала.
Но у нас не хватило сил — это старое сталинское здание с огромными дубовыми дверями. Потом в коридоре мы увидели железный сейф, очень тяжелый, и попытались его столкнуть с лестницы, чтобы заблокировать вход, который нападающие пытались выломать.
Но нам удалось только скинуть его с лестничного марша. Поняв, что они прорываются, мы побежали обратно. Я и Влад Войцеховский добежали до третьего этажа, который уже весь был в дыму. Мы пробежали к правому крылу по лестничной клетке, которая находится на стыке правого крыла и центральной части здания, затем спустились вниз.
К этому моменту во внутреннем дворе уже появились сотрудники полиции, пожарные. Они прислонили лестницу к окну, и женщины, которые были рядом с нами, начали спускаться. В это время на лестнице появилось несколько бандеровцев.
Мужчина, находившийся со мной рядом, запустил в них пехотной лопаткой, а мой товарищ Влад Войцеховский, у которого в руках был огнетушитель, залил их из огнетушителя. Они испугались, отбежали наверх. Затем дошла очередь до мужчин.
Спустившись, мы оказались в углу внутреннего двора. Одна из сторон была закрыта большим автомобилем. Нападающие пытались нас атаковать между автомобилем и стеной. Влад отгонял их огнетушителем. Уже после я смотрел видео и видел, что в этом месте, может быть, за полчаса до того, как нас вывели, люди выпрыгивали из окон, и их там добивали.
Было много погибших, но мы на тот момент об этом не знали. Может быть организаторы всего этого поняли, что уже хватит крови. К тому же на тот момент там были представители полиции, пожарные. Но это не мешало нападающим бросаться на нас.
Думаю, мне спасло жизнь также и то, что двое милиционеров накрыли мне голову щитами, и удары приходились в основном по ногам, а не по голове», — говорит он.
У Алексея Албу в Доме профсоюзов погибли друзья и знакомые, и добиться наказания виновных для него — дело чести.
«Ближе всех из погибших я знал Андрея Бражевского. Мы были знакомы еще со времени его членства в „Ленинском комсомоле Украины“, довольно давно дружили. Он был одним из тех людей, кто создавал „Боротьбу“ в Одессе.
Он всегда участвовал в антифашистском, антикапиталистическом движении, был очень умным, начитанным парнем, занимался спортом. У Андрея были проблемы со зрением, и он не мог участвовать в боевых акциях. Но он все равно пошел защищать родной город.
Есть много видео, где видно, что Андрей помогает раненым. Когда в центре города убили Александра Жулькова („куликовца“ Жулькова убили в тот же день во время столкновений на Греческой улице — EADaily), Бражевский одним из первых бросился ему на помощь. В итоге и сам он тоже погиб. Он выпрыгнул из окна, и его добили.
У нас есть все основания полагать, что добил его Всеволод Гончаревский. Этот убийца до сих пор ходит на свободе. Но ему в любом случае придется ответить. Это уже дело чести. Второй мой знакомый — это мой коллега, депутат Облдумы Вячеслав Маркин.
Он был очень простодушным человеком, вел аскетичный образ жизни и всегда стоял на антифашистских позициях. Он тоже выпрыгнул из дома профсоюзов. Есть видео, где он сам, на своих ногах, идет к скорой помощи. Однако потом его начинают избивать.
Он скончался уже третьего мая в больнице. Это были самые близкие мне люди из погибших в Доме профсоюзов. Я был также знаком с Вадимом Папурой — молодым комсомольцем, который пришел в комсомол уже после меня, но мы все равно общались, я знал его по Антимайдану.
Есть фото, где он начал спускаться со второго этажа по железной металлической конструкции, которую принес „Правый сектор“ (запрещенная в России экстремистская организация — EADaily), чтобы ворваться внутрь здания. Они потом говорили, что принесли ее, чтобы спасать людей. Папуру добили уже на земле. У нас есть фото его лица, которое превратилось в окровавленную кашу», — рассказал Албу.
Албу убежден, что Одесса сможет возродиться после этой трагедии, этот период закончится, и все, кто был вынужден покинуть Одессу, смогут вернуться в свой родной город, а организаторы и исполнители массового убийства людей в Одессе будут наказаны.
Одесская журналистка Елена Глищинская не была участницей событий 2 мая 2014, но они сильно повлияли на ее будущую жизнь.
«2 мая 2014 года меня в Одессе не было, но когда я вернулась в город после этих событий, то сразу начала собирать материалы о погибших в этой трагедии. Собирала интервью с родственниками, знакомыми, коллегами погибших, чтобы показать, что это были за люди.
Оказалось, что в основном эти люди вообще никак не были связанные с политикой. Среди них были инженеры, учителя, преподаватели… Простые люди, которые находились там в силу какого-то внутреннего порыва, а не ради того, чтобы „расколоть Украину“, как это пытались потом представить.
Я давала интервью российским телеканалам, радиостанциям. Наверное, это сыграло свою роль в моей дальнейшей судьбе. Через год, когда готовились к годовщине 2 мая, СБУ проводила массовую зачистку „сепаратистов“: оппозиционеров и всех сочувствующих.
Я попала в эту волну, и меня тоже арестовали, посадив в тюрьму на год. Поводом было мое участие в пресс-конференции Народной Рады Бессарабии, но в обвинительном акте мне вспомнили все — и мои материалы по второму мая и интервью, которые я давала различным изданиям, и те материалы, что я снимала», — говорит она.
По словам Глищинской, после 2 мая общество четко разделилось на две непримиримых части. «Я не знаю, возможно ли вообще примирение, потому что никто за эти три года не делал шагов навстречу, а только наоборот настраивал людей друг против друга.
Это трагедия, понятно, что это была провокация, но привела она к тому, что интернациональный, спокойный, веселый торговый город превратили в еще один очаг ненависти и гражданской войны», — отмечает Глищинская.
При этом, по ее словам, в сложившихся условиях одесситам сложно оказывать сопротивление, потому что оно пресекается на корню, а аресты «неблагонадежных» продолжаются.
«В этом году еще не менее 10 человек попали за решетку. Это связано с якобы похищением Гончаренко (история с похищением нардепа от БПП Алексея Гончаренко, фотографировавшегося на фоне погибшего в Доме профсоюзов — EADaily), есть задержанные по подозрению в терроризме молодые люди. Ситуация на том же уровне, ничего нового не происходит, суды откладываются, люди сидят в СИЗО до тех пор, пока их не заставят признаться», — отмечает Глищинская.
Однако она также выразила уверенность в том, что эта ситуация не может продолжаться до бесконечности. «Одесса — это мой родной город. И я надеюсь, что в ближайшем будущем что-то изменится. Прежде всего должна поменяться власть, и, если у людей будет уверенность в том, что их права будут защищены, то, думаю, многие вернутся.
Я тоже вернусь в Одессу, если буду уверена, что в мою страну вернется свобода слова и свобода убеждений и верховенство закона», — заявила Глищинская.
Журналистка, лауреат премии Олеся Бузины Ирина Лашкевич тоже оказалась одним из тех жителей Одессы, жизнь которых кардинально изменилась после трагедии в Доме профсоюзов. «2 мая 2014 года я сидела дома.
Почти полгода не могла ходить — перелом ноги в двух местах. Через дней двадцать после трагедии я с огромным трудом (трудно было ходить) пробралась в Дом профсоюзов, провела свое расследование. Как изменилась моя жизнь после 2 мая? Я уже три года живу и работаю на Донбассе», — говорит Ирина Лашкевич.
Она убеждена, что Одесса просыпается. «Одессу можно запугать, но ненадолго. С каждым годом будет больше прозревших. У рагулей нет шансов, скоро они все вернутся в родные колхозы. В Одессе и следа не останется от смердящих нациков. Рагули старательно пытаются навязать мнение, что 2 мая было случайностью, что так вышло.
На самом деле нациков свозили под Одессу месяца за два до трагедии. Это было спланированное массовое убийство одесситов. Слишком громко Одесса поднялась с колен. Это пугало скотобазу, котороя пришла к власти после «майдана», — сказала Лашкевич. Она убеждена, что с Одессы все началось, и Одессой же закончится.
Автор:
