Я видела, как армия Стрелкова покидала Славянск. Как уходили ополченцы из Краматорска. По проселочной дороге рядом с Константиновкой пылили танки, грузовики, бэтээры. Я запомнила обожженные солнцем лица славянских солдат, молодых и старых, с одинаковым выражением усталой ярости.
Ехали те, кого впервые опалила война, и ветераны, помнящие бои в Афганистане. Я долго смотрела им вслед, как во все времена женщины смотрят вслед солдатам. С сухими глазами и комком в горле. Так, наверное, смотрели женщины в 1812 году, когда армия Кутузова оставила Москву. Так они смотрели, когда в 1941-м советские войска уходили из Смоленска.
Я въехала в Краматорск по совершенно пустой дороге. Одна армия уже ушла, а другая, украинская, еще не пришла. На обочине стоял невменяемый человек в тельняшке с георгиевской ленточкой, который кричал, что Краматорск будет стоять до конца. Но город словно умер. Ни одного выстрела. Странная, пугающая тишина. Со здания горисполкома чьи-то торопливые руки поспешно снимали флаг Донецкой народной республики. Повсюду с домов сдирали георгиевские ленты, и во мне что-то дрогнуло. Уже было ясно, что будет потом. Доносы на соседей, концентрационные лагеря, предательство близких, расстрелы неугодных.
Армия ополченцев пришла в Донецк, и там тут же поднялась волна паники. Билетные кассы штурмовали люди, готовые уехать куда угодно подальше от войны. К поездам цепляли лишние вагоны, чтобы вместить обезумевшую толпу. В них удирала сытая, избалованная молодежь. Мальчики-мажоры с айпадами в руках, которые прежде сидели в элегантных кафе, пили пиво и раздражались, когда их останавливали на блокпостах. Ехали девушки ОЧЕНЬ легкого поведения в шортах, расшитых стразами, в прозрачных блузках без лифчиков и с загаром из Ниццы. Они спешили по платформе, чуть не падая с двенадцатисантиметровых каблуков. Грязные вагоны наполнялись запахом дорогих духов и пудры. Ехали хитроумные бизнес-мошенники, зная, что при военном положении их просто поставят к стенке.
Словом, ехала та русская молодежь, которую ментальным выстрелом в голову еще в детском саду переделали в украинцев. Немножко неправильных, еще говорящих по-русски, но уже украинцев. Кто-то ловкий и умный поковырялся у них в головах и вставил нужную пластинку. И теперь эта пластинка пела, что надо бежать на Запад. Там их ждут, там их спасение. Или как сказала мне одна опытная сорокалетняя красавица (на вид я бы ей дала лет двадцать): «Неужели умная украинская девушка не найдет нужную работу за границей, где местные бабы нам в подметки не годятся?» В поезде она встала в пять утра, чтобы наложить три слоя тонального крема. Вот тут я подумала, что с Донбассом покончено. А потом вспомнила других, настоящих людей и устыдилась.
«ЭТО НЕ ДНР ВСТУПИТ В РОССИЮ, А РОССИЯ В ДНР»
Мой новый друг Денис, приехавший из Москвы в Донбасс налаживать гуманитарную помощь, говорит: «Это не ДНР вступит в Россию. Это Россия вступит в ДНР». А сами жители Донбасса говорят: «Мы не сепаратисты, мы возвращенцы. Мы возвращаемся домой, в русский дом!»
Когда я впадаю в отчаяние, я вспоминаю клоуна из донецкого цирка-шапито Оксану Суп, а ныне депутата Донецкой народной республики (ДНР) от Красноармейска, оккупированного нацгвардией. У нее подвижное лицо прирожденной актрисы. Раз в два дня она под видом крестьянки-молочницы входит в свой родной город и ведет там подпольную пропагандистскую работу против фашизма. Когда-то она выступала в шоу гигантских мыльных пузырей, а теперь ушла в партизаны. Их кочующий цирк распался. Гимнасты, жонглеры, акробаты — все ушли на фронт. Часть из них воевали в Славянске.
«Я знаю, против чего мы воюем», — говорит Оксана. — «Против нацизма. Я помню лица милых девочек в Одессе, которые с «коктейлями Молотова» шли сжигать своих братьев». Ополченец Коля по кличке ОБСЕ (очень добрый, всегда отпускает пленных) заходится в крик: «А мне всех жалко. Я видел могилы украинских пацанов-срочников на 100 — 150 человек, которых свои же закапывали. Их мамы до сих пор звонят в военкоматы и спрашивают: где мой сын? Почему он не отвечает на звонки? А им в ответ: да все хорошо с ним, наверное, с девочкой загулял. А он лежит где-нибудь в земле с распоротым животом».
Страшные слухи ползут по Украине. Как и в Косово, органы погибших молоденьких украинских солдат киевские дельцы сразу же отправляют на продажу. Счет идет на часы. Больше нечем объяснить тот факт, что тела пацанов-срочников, выпотрошенных не хуже свиней, часто находят в ямах. А матерям заявляют, что сын пропал без вести.
«Матери Украины, поднимайтесь»! — кричит Коля ОБСЕ. — «Я знаю, что на Украине мужики — слякоть, они на диване сидят. Зато бабы любой дом правительства по кирпичикам разберут. До наших баб должно дойти, что их сыновей убивают. Их хватают на улицах, в кафе, когда они едут в отпуск, на море». А потом — тишина. По статистике, на одного убитого ополченца приходится шесть убитых украинцев, нигде не зарегистрированных.
«Украинская армия не хочет воевать», — говорит мне киевский политолог Алексей Александров. — «Солдаты отстреливают снаряды в поле, изображая активность. Подъезжает БТР и лупит в небо. Машина воняет порохом, есть отстрелянные гильзы. Такая имитация войны. А нацгвардейцы (так называемый «Правый сектор») традиционно, исторически направлены на убийство мирного населения и с ополченцами сталкиваться не хотят. Вспомните Волынскую резню. В свое время в Галичине фашисты отобрали лучших из лучших, а они в первой же боевой операции разбежались. А вот против крестьян они воевали без угрызений совести».
Западные украинцы — это продукт операции «Висла*». В 1947 году в рамках обмена населения из Польши отселили на территорию Галичины совершенно ополяченных украинцев. А поляков вернули обратно. Обмен оказался убийственным. Вот эти полмиллиона переселенцев дали ядовитый плод украинского национализма».
ДОНБАСС КАК КУЗНИЦА РУССКОГО МИРА
Политолог Алексей Александров, как и многие его коллеги, журналисты и интеллектуалы, бежал в Донбасс из захваченного западенцами Киева, матери городов русских.
«Киевлян выехало до миллиона», — рассказывает он. — «А вместо них в Киев понаехали люди с запада Украины с пиратской психологией. Они сидят и ждут манны небесной, которая посыплется на них в виде евроинтеграции. Чудесным образом в это поверили остатки украинской интеллигенции. Эти люди говорят на русском, но являются абсолютно антирусскими людьми. У них состояние истерики, срыва с катушек. Украинству плохо. Его надували два десятилетия, а теперь — конец. Майдан — это крик от безысходности, мечта украинской интеллигенции о светлом будущем. Она видела выход в отрицании своих корней, в уходе от России, в уходе от себя самой. Украинцы борются со своим отражением в зеркале».
Они сейчас реально не ведают, что творят. У них затмение. Сейчас в Новороссии решается глобальный вопрос: что же есть русский мир? Украинцы — это тоже русский мир, только не хотят этого признавать. Нас ждет страшная война. Она выплеснется до Киева. Сейчас по всей Украине — огромное количество вооруженных людей, мини-армий и просто бандитских формирований. Экономика летит в пропасть. Регион только втягивается в войну, — продолжает киевский политолог Александров. — Это даже хорошо, что Россия не приняла Донбасс, потому что русский мир тут был бы уничтожен за его пределами, а Запад закрыл бы глаза на массовые казни. Мы на передней линии фронта. Мы здесь и есть русский мир. Мы расширяемся ментально. Это не имперские замашки. Это борьба ценностей. Если бы у Запада хватило терпения, они бы мягко, постепенно, по-кошачьи нас бы взяли. Но ими двигала алчность.
Поход в Европу, растворение в Европе — это не идея. Выравнивание, обезличивание нации — это смерть идеи. На майдане кричали: «Мы против совка!» Им невдомек, что больших совков, чем они, трудно представить. Кто такой совок? Это иждивенец, который мечтает о трехстах сортах колбасы на Западе. Помните 90-е? Мечта о чистом асфальте, о джинсах в каждом магазине, о платных туалетах. В них это живет до сих пор. Россия это переросла. В России поняли, что можно спокойно покупать джинсы в магазине, а можно и самим шить, но не надо за это родину продавать. Не стоят они того. Майдан — это совок в чистом виде. Отдать все за американские печеньки.
А Донбасс сейчас — это место, где люди-овощи становятся пассионариями. Когда мы вышли из красного большевистского проекта, наступил глубокий спад. Было утеряно чувство непрерывности, традиции. А вот когда я увидел, как пара донецких мужиков гоняют на «Ниве» по полю танк, я понял: ничего не потеряно. Донбасс сейчас — это место, где рождается новая славянская общность.
СПРАВКА STOCKINFOCUS.RU
Операция «Ви́сла» (польск. Akcja «Wisła») — военно-административная акция 1947 года по выселению не польского (украинцы, лемки и т. д.) населения с юго-восточных регионов Польши на северные и западные территории, ранее входившие в состав Германии. Началась в 4 часа утра 28 апреля 1947 года оперативной группой войск «Висла», созданной 17 апреля 1947 года и реорганизованной 28 июля 1947 года на территориях Жешувского, а затем в ряде районов Люблинского и Краковского воеводств Польской Народной Республики, направленных на ликвидацию УПА и организационной сети ОУН(б) на территории ПНР.
Одновременно проводилось принудительное переселение в западные и северо-западные воеводства ПНР проживавших на юго-востоке Польши украинцев и смешанных семей, которые, по информации органов безопасности ПНР составляли хозяйственную, мобилизационную и социальную базу для ОУН(б) и УПА. До 29 июля 1947 г. в пять западных и северо-западных воеводств было переселено 137 833 человека — из них в Щецинское — 46 118 чел.; в Ольштынское — 58 367 чел. По завершении операции «Висла» фактически прекратили своё существование в Польше и УПА, и организационная сеть ОУН(б). 3 августа 1990 года Парламент Польши осудил это насильственное переселение украинского населения.
Автор:
