Как выглядели бы микроблоги исторических личностей прошлого, будь они нашими современниками? Был бы дневник императора Николая II популярен, поверяй он свои мысли не бумаге, а «Твиттеру»?
Юмористические стилизации на эту тему сегодня достаточно популярны в интернете. Однако зачем выдумывать остроумные записи в духе минувшего, если можно обратиться к подлинным историческим источникам?
Например, осевшие в архивах письма с фронтов Первой мировой войны полны интересных примет времени, трагических и курьёзных выражений.
Порой они оказываются более информативными, нежели массивы статистики. И если бы веком ранее существовали интернет и «Твиттер», а цензура была терпимее, эти цитаты вполне могли бы стать крылатыми. Даже несколько из них позволяют в этом убедиться.
О пользе отступления
«Наступать хорошо, а отступать ещё лучше…»
[Сын Вася — Фёдору Кузьмичу Храмцову,
не позднее 01.08.1915]
Если предположить, что автор письма нёс военную службу на Юго-Западном фронте, то речь в его письме явно шла о «Великом отступлении» русской армии 1915 года.
Сегодня этот тяжкий кризис сложно назвать лучшим вариантом развития ситуации. Ведь в течение лета были оставлены Галиция, Лифляндия, территория Царства Польского — армия спасалась ценой неимоверных усилий и огромных утрат.
Крепость Новогеоргиевск была принесена в жертву этой цели, а прославленный Осовец пришлось эвакуировать. Почему же у Васи было иное мнение на сей счёт?
Возможно, это объясняет крестьянский менталитет и свойственное ему восприятие военных кампаний как сельской страды. Судя по источникам, даже в ходе отступления солдаты были приободрены.
Наблюдался и спад слухов о скором мире. Исследователь А. Б. Асташов подмечает и другой нюанс: либеральная оппозиция летом 1915 года не брала в расчёт позитивные настроения солдат. Предполагалось, что крах фронта повергнет армию в уныние, сделав субъектом политической борьбы.
Власть же благодаря цензурным сводкам с театра военных действий знала: солдаты в массе своей бодры, веселы. И оттого не стремилась идти на уступки общественности. Остаётся лишь надеяться, что Васю и в дальнейшем не покидало хорошее настроение, а его фронтовой путь был благополучен.
«Хорошие новости»
«Мы имеем очень хорошие новости. Фишель в плену. Яша в плену, наш Ицко в плену».
[Могилёв-Подольский — Шнереру,
500-я пешая Калужская дружина, не позднее 10.12.1915]
Вряд ли отправителю доставил такую радость сам по себе факт пленения близких людей. Скорее всего, их считали погибшими в бою. Ведь воины иудейского вероисповедания в рядах Русской императорской армии сражались мужественно и достойно, наряду с прочими народностями.
При этом в российском обществе ещё с конца XIX века отношение к имперским подданным-евреям было далеко от позитивного.
В 1910 году заведующий законодательным отделом канцелярии Военного министерства генерал-майор Н. Н. Янушкевич выдвинул предложение изъять евреев из состава вооружённых сил, что, по его мнению, было «возможно лишь при условии совершенного удаления евреев из пределов родины или путём возложения на них денежного налога».
Столь радикальные меры обосновывались сведениями о большом недоборе в армию евреев-новобранцев в 1901–1908 годах и о будто бы значительном количестве евреев-солдат, сдавшихся в плен во время недавней Русско-японской войны.
«В той самой Маньчжурии, в которой легли костьми свыше двадцати тысяч еврейских солдат, окончивший службу еврейский солдат, случайно оставшийся в живых, не имел право жительства. Его сейчас же выселяли», — возмущался в мемуарах генерал М. В. Грулев.
Как бы то ни было, более трёх тысяч солдат-иудеев в годы Первой мировой войны были награждены Знаками отличия Военного ордена Св. Георгия, десятки заслужили полный бант георгиевских крестов.
Под защитой Спасителя
«А у нас новость вот какая, одному рядовому приговорено было 16 розок, и тут же хотели привести в исполнение приказали ему снять штаны, но увидели на …опе, что нарисован Спаситель, через что и не стали его безпокоить».
[Рядовой, 290-й пехотный Валуйский полк — брату,
не позднее 12.03.1916]
Неизвестно, был ли находчивый нижний чин наказан за такое святотатство. Подобные выходки более известны из последующего советского периода и уголовной субкультуры той поры.
Не менее характерен исторический миф о татуировках с профилем Сталина на груди в качестве оберега. Такие наколки якобы позволяли приговорённым к высшей мере наказания избежать расстрела — ведь нельзя стрелять в лицо вождя!
В действительности столь суровые приговоры приводились в исполнение иначе. Начиная с 1920-х годов установилась своеобразная традиция — убивать пулей в затылок, отмечает историк А. Г. Тепляков. Воспетая Владимиром Высоцким «наколка времён культа личности» — это явление народного фольклора.
Ну, а его первопроходцем на поверку оказывается неизвестный солдат Первой мировой!
Крылья Смерти
«…Какое острое чувство мы авиаторы испытываем кружась в неприятельских разрывах над большим городом. Сто тысяч а то и больше ненавидят тебя в эту минуту, просят твоей смерти и боятся. Ты чувствуешь свою силу и это доставляет невыразимое наслаждение».
[Хинцинский, 26-й корпусной авиационный отряд — Хинцинской, Житомир, не позднее 20.07.1916]
Летнаб, штабс-капитан Хинцинский безошибочно прочувствовал отношение современников и участников Великой войны к авиации противника, чьим бы оно ни было.
На западе газеты пестрели таким образом войны будущего: эскадрилья самолётов выпускает над городом газ, в клубах которого возникает образ гигантской Смерти с косой.
Русские солдаты воспринимали аэропланы почти враждебно. Небывалая военная техника символизировала превосходство неприятеля в воздухе, считалась едва ли не творением нечистой силы.
Появление аэроплана в небе, будь он свой или вражеский, могло вызвать панику на позициях. Отсюда проистекали и случаи стрельбы по собственной авиации.
Женитьба по объявлению
«…Объявление в газете молодым девушкам: имею честь письменно представиться к семейственной жизни. Мне всего 27 лет, холостой человек».
[52-я артиллерийская бригада, не позднее 15.12.1916]
Исследователи военной повседневности 1914–1918 годов отмечают, что Первая мировая война серьёзно повлияла на весь уклад семейной жизни российского крестьянства.
Ранее семьи расставались на долгий срок при отходничестве мужчин на заработки. Теперь реалии войны не просто оторвали мужей от жён, но и подталкивали их даже к пересмотру своего семейного положения.
Как русские солдаты с американскими воевали
«Отдушиной» для фронтовиков порой становились женщины-окопницы, прибывавшие в прифронтовую полосу до начала 1916 года по нарядам военного и местного начальства.
Однако, помимо циничной физиологии, среди офицеров и нижних чинов всколыхнулся интерес к вопросам морали, семьи и брака, подчёркивает историк А. Б. Асташов.
Ажиотаж на сексуальном фронте доходил до того, что солдаты вымарывали из своих записных книжек сведения о семье. Ширились слухи о повсеместной женитьбе и даже легализации многожёнства после окончания войны.
Перспектива свадьбы в мирном тылу понималась как возможность получить отпуск на три месяца. Стремясь подтвердить свои намерения, солдаты слали письма домой и даже в редакции газет. Приведённая выше цитата — прямое тому свидетельство.
Автор: Юрий Бахурин
